Он молчал.
— В общем, поэтому я и здесь — из-за стресса по работе.
— А-га, — кивнул он, — а чем вы занимаетесь?
— В смысле?
— Какая у вас работа?
Дена была поражена.
— Телевидение!
— Что вы там… делаете?
— Я на нем работаю.
Он кивнул и стал ждать, что она продолжит. Повисла еще более длинная и неуклюжая пауза.
— Вы могли меня видеть. Я беру интервью в вечерней программе новостей.
— Нет, простите. К сожалению, я не имею возможности часто смотреть телевизор.
Он совсем сбил ее с толку.
— Ну ладно. В общем, это важная работа, и…
Вдруг Дена почувствовала раздражение. С какой стати объяснять, кто она такая и что делает.
— Вы наверняка говорили с доктором Холлингом насчет моей язвы. Он считает, что я должна с кем-то побеседовать о стрессе. — Дена взглянула в сторону кушетки. — Я не должна лечь или… еще чего?
Доктор О'Мэлли сказал:
— Только если сами захотите.
— Ага. Ну а… закурить можно?
— Я бы попросил этого не делать.
Дена разозлилась уже не на шутку.
— У вас что, аллергия какая-нибудь?
— Нет. Просто с язвой курить не следует.
Дена злилась все больше. Закинув ногу на ногу, она принялась покачивать туфлей. Парень-то настоящий кретин.
— Слушайте, я пришла только потому, что обещала доктору Холлингу.
Он кивнул.
— Ну так я не знаю, что мне нужно говорить. Не хотите задать мне какие-нибудь наводящие вопросы?
— А о чем бы вы хотели рассказать? — по-прежнему уклончиво спросил он.
— Я вам уже сказала. У меня на работе нервная обстановка, мне трудно заснуть, я думала, вы мне что-нибудь пропишете, и все.
— Предполагается, что сначала мы немного побеседуем.
— О чем вы хотите побеседовать?
— Вас беспокоит что-нибудь определенное, о чем бы вы сами хотели поговорить?
— Вообще-то нет.
Он смотрел на нее и ждал. Она оглядела кабинет.
— Послушайте, я уверена, что вы хороший человек, и не хочу обижать вас, но я во все это не верю. Все это нытье и жалобы на то, что твои мама и папа сделали, когда тебе было три года. Может, некоторым это подходит, но я никаким боком не принадлежу к их числу.
Он опять кивнул. Она продолжала:
— Я не в депрессии, у меня отлично идет работа. У меня нет желания спрыгнуть с Бруклинского моста, и я не считаю себя Наполеоном. Родители меня не били…
Доктор О'Мэлли, что-то пометив в тетрадке, сказал:
— Расскажите мне побольше о ваших родителях.
— Что?
— О ваших родителях.
— Нормальные были родители, они умерли, но они не привязывали меня к спинке кровати и ничего такого не делали. Я очень общительна. Обо мне всегда говорят, что я уверенная в себе и мудрая. Люди приходят ко мне со своими проблемами. Если откровенно, все говорят, что я самый нормальный человек в мире, а в моей работе, поверьте, это явление довольно редкое.
— Братья, сестры?
— Что братья-сестры?
— Есть?
— Нет. Я одна.
— Ясно. — Он записал: «Единственный ребенок». — Сколько вам было, когда умерли родители?
— Отец был убит на войне до моего рождения.
Он ждал. Она оглядывала кабинет.
— Сколько лет нужно, чтобы стать психиатром?
Доктор О'Мэлли сказал:
— Много. А ваша мать?
— Что?
— Сколько вам было, когда умерла мать?
— Не помню. На психиатра нужно меньше учиться, чем на настоящего врача?
— Нет, не меньше. Что вызвало смерть?
Дена посмотрела на него:
— Чью?
— Вашей матери.
— А-а, ее сбила машина. — Дена принялась рыться в сумке.
— Ясно. Какие вы чувства испытали?
— Такие, какие обычно испытывает человек, чью мать сбивает машина. Но потом все проходит. Нет ли у вас какой-нибудь жвачки или еще чего?
— Нет, к сожалению.
Он ждал, что она продолжит, но она молчала. Через минуту она еще больше разозлилась:
— Слушайте, я пришла не для того, чтобы меня анализировали. Мне это не нужно. Жаль огорчать вас, доктор, но я абсолютно счастливый человек. У меня есть все, что я хочу. У меня есть любимый. Все идет как нельзя лучше, единственный минус — это язва.
Он кивнул и сделал пометку. Да что там у него за почеркушки, крестики-нолики, что ли? Как только время сеанса закончилось, Дена тут же ушла. Интересно, о чем она будет говорить с этой хладнокровной рыбиной целых два месяца? Как с ним вообще можно о чем-то разговаривать? Он же идиот, неандерталец.
Даже телевизор не смотрит, господи прости.
Элмвуд-Спрингс, штат Миссури
1974
Норма, Мак и тетя Элнер обедали в гостиной. Норма подала булочки.
— Бедняжка Тот, все утро потратила на этот пирог, и все пропало. Надо вам сказать, она ужасно невезучая.
Тетя Элнер сделала грустное лицо.
— Бедняжка Тот.
Норма сказала:
— Надо же было Синему Мальчику такое отчебучить. И как раз в тот день, когда у нее вышел такой восхитительный коричный пирог для праздничного ужина в церкви.
— Надо отдать ей должное, — сказала тетя Элнер, — коричные пироги удаются ей на славу.
— О да, что касается коричных пирогов, здесь Бедняжке Тот нет равных.
— Что за Синий Мальчик? — спросил Мак.
Норма сказала:
— Это тот, кто загубил ее пирог. Она сказала, что отошла за блюдом, чтобы переложить его, возвращается, глядь — батюшки, он весь в птичьих следах. Затоптал все напрочь.
Мак снова спросил:
— Что за Синий Мальчик?
— Ее дурацкий попугай.
Тетя Элнер сказала:
— Он не синий, скорее уж зеленый, если вы меня спросите. Ко всему прочему Бедняжка Тот, похоже, еще и дальтоник.