Добро пожаловать в мир, Малышка! - Страница 120

120

Карлос Морис Монтенегро

Сан-Франциско, штат Калифорния

1942

С того момента, как Карлос заиграл, Джозеф Хофман знал, что перед ним один из самых одаренных и необычных скрипачей, а слышал он многих. Хофман тут же взял его к себе под крыло, и Карлос Монтенегро меньше чем за полгода получил звание первой скрипки Симфонического оркестра Сан-Франциско.

Из миллионов музыкантов мира только горстка может подняться выше того, что написано на нотном листе, выйти за пределы человеческих возможностей, и Карлос был из этой горстки. Его учитель знал, что Карлосу уготовано судьбой попасть в число великих, а возможно, занять место рядом с Хейфецем и Менухиным. Ему только нужен человек, который нужным образом выстроит его карьеру, и Джозеф как раз был таким человеком. Если этого мальчика правильно подать, он может изменить лицо классической музыки. У него была внешность любимца женщин и талант ангела.

Если и имелся в нем недостаток, то это чрезмерная красота. Когда он играл, большинство женщин не могли оторвать от него глаз. Карлос никогда не говорил ни о себе, ни откуда он родом, но, как и положено такой романтической фигуре, про него ходили слухи, будто он сын испанского герцога. Многие уходили домой с мыслью об этих красивых руках, длинных пальцах, о том, как тени его длинных ресниц ложатся на щеки. Но учителя беспокоило кое-что другое. Без скрипки в руках Карлос казался слишком стеснительным и неуверенным. Он был вполне доволен возможностью играть в оркестре и сочинять музыку, но Хофман жаждал открыть его талант миру и взял на себя смелость представить один из концертов Карлоса на международном конкурсе музыкантов в Квебеке.

Он хотел, чтобы мальчик осознал свое будущее, хотел прибавить ему уверенности. Победителю предоставлялось право выступать целый год с концертами по всему миру. Ему нужен был только шанс отправиться в турне, и тогда весь мир ляжет у ног молодого таланта. Месяц спустя, к великой радости Хофмана и великому удивлению Карлоса, он победил. Но вскорости Карлоса ждал еще один сюрприз.

...

Ида Бейли Чамблес

ОБЩЕСТВЕННЫЕ СОБЫТИЯ

Прекрасные новости. Их принесла мне на крыльях птичка-невеличка, и вот о чем речь: радостный заголовок новостей прошлой недели «Американец побеждает в международном конкурсе музыкантов» должен был звучать так: «Американский негр побеждает в международном конкурсе музыкантов». Избранный победитель — это не кто иной, как Теодор Карл Ле Гард, который обзавелся сценическим псевдонимом Карл Морис Монтенегро, по эстетическим причинам, без сомнений, ибо фамилия Ле Гард — гордость негритянского народа. Его отец, доктор Джеймс Ле Гард, — это широко известный у нас в Вашингтоне негритянский врач.

Несмотря на измененное сценическое имя мистера Ле Гарда и его отсутствие в нашем славном городе, ничто не сможет помешать нам кричать со всех высоких башен, что один из нас пробил себе дорогу к славе. Хочу, чтобы вы знали, что ваша покорная слуга, автор этой статьи, засиделась за работой до глубокой ночи, и с превеликой радостью провозглашаю всему миру, что Теодор Ле Гард, а по-новому Карлос Морис Монтенегро, только что назван нашей газетой «Негром года». Мы гордимся успехами наших негритянских собратьев, и я, как и все вы, буду ждать его возвращения в наш славный город, ждать с распростертыми объятиями и вопросом: где ты был? Подвиньтесь, Кэб Кэллоуэй, Дюк, Джелли Ролл и Луи, и освободите место для нашего нового гения!

Ида Бейли Чамблес злорадствовала. Красивенький, белокожий, как лилия, сынок доктора Ле Гарда будет негром, хочет он того или нет. Она давно знала о Тео, но дожидалась подходящего момента. Надо бить людей, когда они на высоте, а не внизу, так им намного больнее.

Когда фотография Тео вместе с ее объявлением о том, что его избрали Негром года, появилась во всех газетах страны, надежды на музыкальную карьеру вылетели в трубу. Его коллеги были потрясены этой новостью. У некоторых было ощущение, что их предали. Они вдруг увидели, что он притворялся тем, кем вовсе не был, был самозванцем, лгал им. Другие сочувствовали и говорили, что им нет разницы, но разница была. В Америке сороковых многие белые знали негров только как слуг или проводников спальных вагонов. Вчера он был очаровательным, невероятно красивым молодым человеком с лицом испанца-аристократа — сегодня внешность его казалась странной. Люди начали приглядываться, ища признаки, намеки на негритянское происхождение, и вдруг увидели их, увидели даже то, чего не было. Еще вчера влюбленная в него без ума девушка сегодня смотрела на него другими глазами. Она чувствовала, что ее одурачили. Да его отец, может, был простым садовником. Он пытался втиснуться в приличное общество при помощи обмана. Небось вечерами возвращался домой и смеялся над ней со своими чернокожими дружками.

Разумеется, Тео никогда не говорил, что он из богатой семьи и его разыскивают, но факты изменились вместе с отношением. Хофман был просто раздавлен и немедленно отправился к нему на квартиру, но Тео заперся и не пустил его. Он ни с кем не хотел говорить. На следующий день после появления статьи негритянские газеты всей страны послали к нему фотографов и репортеров, желавших получить интервью. Его забросали приглашениями от ведущих негритянских организаций, которые жаждали его присутствия на всех знаменательных для негров событиях. Они гордились им. Как выразилась «Вашингтон Би», «мы радуемся его победе и поместили еще одну звезду в корону негритянских достижений».

120